Исхак Фархутдинов: "Для меня самое важное в науке — это польза, а не просто открытие ради открытия"


Исхак Фархутдинов: "Для меня самое важное в науке — это польза, а не просто открытие ради открытия"

«Лаборатория научной журналистики» встретилась с Исхаком Фархутдиновым –заместителем директора по научной работе Государственного геологического музея имени В. И. Вернадского, геологом и успешным научным блогером – и узнала, почему важно популяризировать науку, каким образом исследования вековой давности могут сэкономить миллиарды и как меняется образ современного геолога.


Вы активно ведете свои соцсети, у вас достаточно обширная аудитория в Инстаграме и Фейсбуке. Как вы пришли к тому, что ваша деятельность должна транслироваться в сети?

Можно сказать, что в социальные сети я пришел «благодаря» нашему Министерству образования. В 2016 году, когда я стал заведующим кафедры геологии в Башкирском государственном университете, сильно сократили бюджетные места для поступления: раньше их было 25 на моей кафедре, а стало лишь 10.  Это стало большой проблемой, так как было мало абитуриентов, желавших поступать на геологию на коммерческое обучение. Это объяснялось двумя факторами.  Во-первых, многие наши абитуриенты не могли позволить это финансово. Во-вторых, об этом направлении в БашГУ просто мало кто знал. Тогда-то я и задался вопросом: как рассказать об обучении геологии в БашГУ как можно большему количеству людей? О том, что есть геология, – очень интересная наука.

Мне посоветовали завести страницу в Инстаграме. А мне тогда казалось, что это соцсеть, где девушки постят еду и свои фото в лифте и всё. Первое время меня немного напрягало, что я – ученый, заведующий кафедрой, веду инстаграм. Это еще и от работы отвлекало, особенно поначалу: сыпались комментарии, вопросы — к такому потоку информации было сложно привыкнуть. 

Первые 2 года я вел страницу и не чувствовал результата: вроде что-то делаешь, а отдачи никакой нет. Я несколько раз думал удалить свой профиль в Инстаграме, но все же не сдался. Затем плюсы ведения соцсетей стали реально ощутимы, я достиг поставленной цели: конкурс на нашу кафедру в вузе стал выше, абитуриенты стали поступать на коммерческое обучение. 

А какие ещё плюсы Вам дает Инстаграм?

В соцсетях возможна научно-просветительская деятельность — и это главное преимущество. Конечно, я публикую не научные статьи, сильно упрощаю информацию, за что мне, кстати, иногда достается от коллег. Я даже шучу, что посты в моем инстаграме можно приравнивать к рецензируемому изданию: если я что-то некорректно формулирую, то меня сразу поправляют. Я этому рад, благодарю за такие комментарии, но все-таки поясняю: моя информация направлена не на научное сообщество, а на более широкую аудиторию. В этом и вся суть соцсетей — в них твоя аудитория не ограничивается студентами факультета или коллегами-геологами: контент доступен для людей из разных точек нашей страны и даже за ее пределами. 

Помимо этого, соцсети дают и практическую пользу для работы. В это сложно поверить, но Инстаграм помог мне провести одно научное исследование. Расскажу предысторию. В одной из рабочих командировок в Томск я узнал, что местные ученые ведут исследования  накипи питьевой воды, смотрят её элементный состав, сопоставляют с заболеваемостью населения. Я подумал, что такое же исследование нужно провести и по всей Республике Башкортостан. 

Заболеваемость населения мы уже изучали, но данных по накипи у нас не было. Чтобы провести такое масштабное исследование, нужно было  ездить по разным районам и отбирать пробы — для этого требовалась большая команда, и, конечно, финансирование, которого не было. И я решил пойти другим путем: опубликовал пост в Инстаграме и отправил объявление знакомым журналистам, что БашГУ проводит исследование, для реализации которого нужно выполнить условие: “вы присылаете накипь, а мы в ответ отправляем полученные данные”. И люди откликнулись! На данный момент прислали около 500 проб, и мы уже исследовали 262 населенных пункта. За это неравнодушие всем большое спасибо. 

Часто ли вы сталкиваетесь с тем, что люди относятся к вашей деятельности с недоверием? Ведь для многих людей медицина и геология — это абсолютно разные сферы, которые невозможно представить вместе.

Сталкиваюсь, но не так часто. Все же люди понимают, что современные исследования зачастую проводятся на стыке наук. В нашем научном коллективе есть медики, геологи, геохимики, географы, экологи, и именно в таком составе можно сделать интересные открытия — такие, с которыми в одиночку не справишься. 

Однако на междисциплинарные исследования в России зачастую сложнее выиграть грант. Подаёшь как геолог, а в исследовании очень много медицины, комиссии из геологов она непонятна. Если подаёшь как медик, наоборот, в исследовании комиссию смущает слишком большое количество геологических данных.

Какие исследования в России могут сразу же выиграть грант?

У нас сейчас сильнее поддерживаются прикладные исследования – то, что дает выхлоп сразу, например, технологические разработки. Это хорошо, но все-таки нельзя забывать о фундаментальной науке. В мире это понимают и выделяют на нее серьезное финансирование, потому что за фундаментальным исследованием всегда идет прикладное. Вот Альфред Вегенер в начале XX века открыл, что континенты двигаются. Классическое фундаментальное открытие, которое никак не монетизируешь. Однако спустя 100 лет на основе концепции горизонтального движения плит мы лучше понимаем принципы формирования и строения месторождений и благодаря этому правильно их разрабатываем. Если разрабатывать месторождение без учета его геологического строения, потеряешь миллиарды рублей, если не долларов. Вот это как раз монетизация фундаментального исследования, только спустя 100 лет.

Сегодня, когда заходит разговор о геологии, он ограничивается вопросом добычи нефти и полезных ископаемых. А как привлекать людей к геологии в целом?

Нужно разрушать стереотипы. Например, многие до сих пор думают, что геолог — это бородатый мужчина в свитере под горло, который играет песни на гитаре у костра и иногда ходит по каким-то маршрутам с рюкзаком. На самом деле, сейчас геолог большую часть времени проводит за компьютером: моделирует месторождения, ведет подсчет запасов месторождений, утверждает различные схемы разработки и т.д. В наши дни он не так сильно отличается от экономиста, с разницей в том, что геологов в стране меньше, поэтому геологу легче найти работу по специальности. 

А для тех, кому важна эта стереотипная романтика в профессии, она до сих пор остается?

Да, именно это мне нравится в геологии — возможность выбора. Нравится тебе офисная работа — иди в подсчет запасов, моделирование месторождений, нравится романтика — в геологическое картирование.  Более того, всегда остается возможность все поменять. Здесь есть подвижность, а без нее сейчас никак: на рынке труда не выжить без готовности учиться и переучиваться. 

У вас есть какая-нибудь мечта в профессиональном плане, например, исследовать какой-то определенный регион? 

Если в научном плане, то мне, конечно, было бы интересно найти какую-то закономерность. Например, понять, что в каком-то месте чаще возникает онкология, потому что там, например, много урана в воде. И, исходя из такого вывода, дать рекомендации жителям ставить определенные фильтры или не брать воду из определённого колодца. В идеале после начнется падение статистики онкологических заболеваний данной местности.

Когда находишь такие закономерности – ты помогаешь людям. Просто заметил одну мелочь, а она в глобальном масштабе вовсе не мелочь, ведь сколько сотен, если не тысяч жизней можно благодаря этому спасти. Для меня самое важное в науке — это польза, а не просто открытие ради открытия. Поэтому преподавание часто приятнее, чем исследование - сразу видишь, что приносишь пользу.

Каков дальнейший путь таких исследований? Закономерность открыта, но нужно же эту информацию донести до людей. Кто этим должен заниматься – сами учёные?

Хороший вопрос. Всё вешать на плечи ученого не совсем правильно. Но он должен донести новые данные, как минимум, до администрации региона. У чиновников в этом плане гораздо больше ресурсов. 

Конечно, можно выступить на телевидении, если удастся туда пробиться, или что-то выкладывать в те же соцсети, но усилия должны быть совместными, нужна поддержка и от власти, и от простых людей. Это ведь общее дело - улучшать здоровье населения.

Если говорит о популяризации науки, у Вас есть какие-то личные предпочтения? Что сейчас есть хорошего в медиа на научную тематику?

Из российских популяризаторов науки, мне нравится канал “А поговорить” Ирины Шихман, куда она приглашает ученых, привлекает формат их беседы. Ну и Юрий Дудь - те редкие моменты, когда он делает выпуски именно с учеными, например, у него был астрофизик Константин Батыгин, экономист Сергей Гуриев. Такой формат очень интересен и полезен: когда неспециалист задает вопросы специалисту и просит его объяснить всё доступным языком. Потому что иногда ученому сложно доступно выразить мысль. А когда ты с кем-то общаешься, примерно понимаешь его уровень знаний в твоей области и пытаешься объяснить на его языке. 

А среди ваших коллег много людей, которые готовы заниматься не только наукой, но и ее популяризацией?

Не все, но это нормально. Кому-то это интересно, кто-то считает тратой времени. Я исхожу из того, что это приносит пользу людям, а если польза есть, то я готов тратить на это и силы, и время.

Недавно вы переехали в Москву и здесь на базе РАН можете проводить новые исследования. Они все равно будут направлены на Башкортостан? 

На самом деле, все упирается в данные. Для геолога нет большой разницы, где проводить исследования. Мне Башкортостан удобен по ряду причин: во-первых, уже собраны данные, во-вторых, с точки зрения геологии, там большое разнообразие пород: есть осадочные, вулканические, магматические. Это значит, что люди живут в разных геологических обстановках, там разный химический состав у воды, который по-разному влияет на здоровье. В соседнем с Башкортостаном Татарстане, например, более однотипные породы, поэтому сложнее проводить исследования в области медицинской геологии.

То есть Вами движет исключительно геологический интерес, нет никаких мыслей, что это место, где вы выросли?

Мне определённо приятно, что это родные края. Скажем так, мы любим то, что лучше знаем. Геологию Башкортостана я знаю лучше любых других областей. Еще будучи студентом, я ездил на Урал в экспедиции, и потом сам студентов возил, и в принципе геологию региона и научные статьи про Башкортостан я подробно изучал. Я могу такие же исследования начать где-то в другом регионе, но мне нужно будет время вникнуть в имеющиеся там данные.

У вас столько энергии и любви к геологии, когда вы решили прийти именно в эту науку?

Мой прадед был геологом. Хотя началось всё ещё с прапрадеда – Исхака Камалетдинова, в честь него меня назвали. Он был купцом, жил в Томске. В начале XX века он был в поездке в Турции, тогда еще Османской Империи, и, общаясь с местными, узнал там о месторождении меди. Будучи человеком предприимчивым, он решил, что было бы хорошо организовать добычу медной руды. Списался с немецким специалистом-геологом, тот запросил огромную сумму за свою работу. Тогда прапрадед решил, что хорошо бы, чтобы в семье был свой геолог, поэтому своего сына Абдулхака, моего прадеда, отдал в Томский технологический институт, сегодня Томский политехнический университет, и тот обучился на горного инженера.  Абдулхак потом работал на Алтае, искал золото в восточном Казахстане. Один из крупных геологических деятелей того времени - Александр Павлович Серебровский - пригласил его в Москву в Главное управление СССР по цветным металлам, золоту и платине «Главзолото». К сожалению, из-за репрессий пострадал весь инженерный корпус «Главзолота». Абдулхака, многих сотрудников и самого Серебровского расстреляли.  Всех, разумеется, потом реабилитировали. Конечно, страшные времена были. Жена Абдулхака с двумя детьми бежала в Казань. Где мой дед Мурат Абдулхакович Камалетдинов в 1948 г. поступил в Казанский университет на геолога. По стопам деда и я выбрал геологию.

Вы рассказываете трагические моменты из истории вашей семьи, о том, что были проблемы в отношениях с государством. Сейчас ситуация несравнимо лучше, но есть ли какие-то важные стоп-факторы в проведении научных исследований именно со стороны государства?

Во-первых, как я и говорил, финансирование грантов у нас недостаточное. Из 100 заявок, получают финансирование процентов 10. Есть прикладные исследования, их можно делать за счет средств крупных компаний. Например, как эффективнее извлекать из недр нефть — это же интересно нефтяникам, они могут это проспонсировать. 

А вот влияние геологии на здоровье — это уже вопрос общенациональный, частного интереса у компаний здесь нет, именно поэтому и нужно, чтобы государство спонсировало фундаментальные исследования.

Во-вторых, если ученый работает в вузе, на него ложится большая преподавательская нагрузка. Хотя я считаю, что наука в вузах — это правильно, потому что, когда ты взаимодействуешь со студентами, ты можешь их привлекать к исследованиям, они привносят свой энтузиазм, помогают и за счет этого сами развиваются. Но у преподавателей зачастую нет достаточного количества времени заниматься наукой.

Поэтому вы ушли из преподавания? 

Пока я перестал заниматься преподаванием, хотя это дело мне нравится. Если в школе, как я это понимаю, самое главное оттачивать свои педагогические навыки, постоянно взаимодействовать со школьниками и уметь понятно объяснить, то в университете, помимо объяснения, нужно еще постоянно эти знания обновлять, потому что ты должен быть на самом передовом уровне в науке, только тогда ты будешь двигать и своих студентов вперёд. Поэтому я решил сменить работу. Но в будущем мне бы хотелось вернуться к преподаванию хотя бы частично.

Получается, что для ученого и преподавателя, чтобы оставаться эффективным, нужно какое-то чередование видов деятельности?

100%. Мне нравится, как это осуществлено в Сколково, они понимают эту ситуацию, у них многие преподаватели параллельно работают в компаниях, и только на какую-то часть ставки - в университете. Это идеальный вариант. Когда ты работаешь только в университете и преподаешь, то начинаешь отставать от реальной науки, а это очень плохо сказывается на качестве преподавания. Когда есть возможность совмещать разные виды деятельности - это развитие и прогресс. 

А преподавание дает что-то учёному в плане науки, то есть вы отдаете знания студентам, а от них ведь тоже можно получить какие-то идеи?

Конечно, тем более, когда студенты хорошие, а у нас в геологии в этом плане студенты приходят уже целенаправленно, в этом как раз и плюс того стереотипа о геологах, о котором мы говорили – мало абитуриентов просто так приходят в геологию.

Абитуриенты, которые хотят связать свою жизнь с геологией, к чему в первую очередь должны быть готовы, поступая на геологический факультет? 

Нельзя ожидать, что вам просто в рот положат все знания, которые нужны на практике. Когда я преподавал, то мы старались общаться с производством, директорами геологических компаний, выясняли, что им нужно, какой должен быть выпускник. Под это мы затачивали наш учебный план. И студентам я всегда говорю, что нужно общаться и смотреть, куда вы хотите идти. Хотите в нефтяную геологию - ваша задача изучить 3D моделирование месторождений, современные компьютерные технологии, графику. Если в вузе, в котором вы учитесь, это не преподается - это не значит, что это не надо изучать. Просто надо приобретать навыки  самостоятельно. 

То есть в геологии все ложится на плечи самого студента?

Это относится ко всей сфере образования в России. Если это не какой-то топовый университет, где много молодых специалистов, то очень часто студент должен думать сам. Но, на самом деле, это нормально и для топового вуза, там тоже студент должен думать, что еще ему следует дополнительно изучить. 

Какие на ваш взгляд самые сильные вузы с точки зрения геологии?

Из топовых я бы назвал Санкт-Петербургский горный университет, Томский политехнический университет, Казанский федеральный университет, Томский государственный университет, РГУ в Москве, геологический факультет МГУ, Новосибирский государственный университет.

Есть ли такая логика в геологии, что студентам университета, который будет ближе к определенным месторождениям, легче найти себе какое-то практическое применение, например, летнюю практику?

Многие московские студенты, как правило, если хотят работать по специальности, едут в другие города. Я не вижу ничего плохого в том, что люди приезжают в Москву, обучаются, привыкают к этому ритму жизни, при этом возвращаются в свой город и там работают. Просто проблема в том, что многие приехавшие в Москву потом неохотно едут в другой регион работать. Поэтому важно, чтобы в регионах хорошие университеты тоже были.